На рубеже XIX и XX вв. на холме Куюнджик была сделана сенсационная находка:
написанный клинописью на двенадцати глиняных табличках очень выразительный
героический эпос, принадлежавший библиотеке ассирийского царя Ашшурбани-пала. Эпос
был написан на аккадском языке. Со временем был найден второй экземпляр, восходящий к
царю Хаммурапи.

Однозначно установлено, что первоначальной редакцией эпоса о Гильгамеше мы
обязаны шумерам, этому таинственному народу, происхождение которого неизвестно, но
который оставил нам удивительные числовые ряды и великолепную астрономию. Очевидно
также, сюжетная нить в эпосе о Гильгамеше идет параллельно с Книгой Бытие Библии.

На первой глиняной табличке из Куюнджика сообщается, что победоносный герой
Гильгамеш построил стену вокруг города Урук. Пишется, что «небесный бог» жил в
возвышенном доме, в котором имелись хранилища для зерна, и что на городских стенах
стояла стража. Оказалось, что Гильгамеш был соединением «бога» и человека: на две трети
«бог», на треть — человек. Паломники, приходившие в Урук, с удивлением и страхом
смотрели на изображение его тела, поскольку никогда прежде не видели ничего подобного
по красоте и силе. Итак, в начале повествования снова возникает мысль о зачатии от «бога» и
человека.

Во второй табличке сообщается, как небесная богиня Аруру создала еще один
персонаж — Энкиду. Энкиду описывается очень подробно: все его тело покрыто волосами,
он ничего не знает о стране и людях, одет в шкуры, питается зеленью в полях и пьет со
скотом на общем водопое, а еще резвится в прибывающей воде во время прилива.

Когда Гильгамеш, царь города Урук, услышал об этом малопривлекательном существе,
он велел дать дикарю красивую женщину, чтобы отдалить его от скота. Дикарь Энкиду
попадается на уловку царя (с удовольствием или нет, не сообщается) и проводит шесть дней
и шесть ночей с красавицей-полубогиней. Такое мелкое царское сводничество заставляет
задуматься: в варварском мире мысль о скрещивании между полубогом и полузверем не
была вполне естественной.

А в третьей табличке сообщается об облаке пыли, движущемся издалека: небо
загрохотало, земля задрожала, и наконец появился «бог Солнца», подхватил Энкиду
могучими крыльями и вцепился в него когтями. Мы с удивлением читаем, что на тело
Энкиду будто легла свинцовая тяжесть и что ему собственный вес показался весом скалы. ;

Если мы признаем, что у древних рассказчиков не меньше фантазии, чем у нас, и
отнимем добавления переводчиков и переписчиков, то останется фантазия сообщения:
откуда древние хронисты должны были и могли знать, что при определенной нагрузке вес
тела становится тяжелым, как свинец? Эти силы нам известны. Когда астронавта при старте
вдавливает в кресло с усилием в несколько единиц ускорения силы тяжести, то это заранее
рассчитывается.

Но какая фантазия подсказала древним хронистам эту мысль?

В пятой части сообщается, как Гильгамеш и Энкиду отправляются в путь, чтобы вместе
посетить обитель «богов». Башня, в которой жила богиня Ирнина, сияла уже издали. Стрелы
и метательные камни, которые они, как осторожные странники, выпустили в стражей,
отскочили, не причинив вреда. И когда они достигли владений «богов», навстречу им
прогремел голос:

«Поверните обратно! Никто из смертных не придет на священную гору, где обитают
боги; тот, кто взглянет богам в лицо, должен умереть».

«Ты не можешь видеть Мое лицо, ибо ни один человек, кто Меня увидел, не останется
в живых...» — говорится в Книге Исход.

На седьмой табличке приведено свидетельство очевидца космического полета, который
сообщил Энкиду: четыре часа он летел в медных когтях орла. А вот дословный рассказ:

«Он сказал мне: "Посмотри вниз на землю! На что она похожа? Взгляни на море!
Каким оно тебе кажется?" И земля была, как гора, и море было, как малый водоем.

И снова он летел выше, четыре часа вверх, и сказал мне: "Посмотри вниз на землю! На
что она похожа? Взгляни на море! Каким оно тебе кажется?" И земля была, как сад, и море
было, как ручей садовника. И снова он летел выше четыре часа и сказал: "Посмотри вниз на
землю! На что она похожа? Взгляни на море! Каким оно тебе кажется?" И земля была, как
мучная каша, и море было, как корыто с водой».

По-видимому, какое-то существо видело земной шар с большой высоты! Рассказ
слишком правильный, чтобы быть исключительно плодом фантазии! Кто мог бы рассказать,
что земля выглядела, как мучная каша, а море — как корыто с водой, если еще не
существовало ни малейшего понятия о том, как выглядит земной шар «сверху»? А ведь
Земля с большой высоты действительно выглядит как разрезная картинка-головоломка из
мучной каши и корыт с водой.

Когда на той же табличке сообщается, что дверь говорила как живой человек, мы, не
раздумывая, определяем это странное явление как громкоговоритель. А на восьмой табличке
тот самый Энкиду, который якобы видел Землю с большой высоты, умирает от загадочной
болезни — такой загадочной, что Гильгамеш спрашивает, не задело ли его ядовитое дыхание
небесного зверя. Откуда у Гильгамеша возникло подозрение, что ядовитое дыхание
небесного зверя могло вызвать смертельную и неизлечимую болезнь?

В девятой табличке описано, как Гильгамеш оплакивает смерть своего друга Энкиду и
решает предпринять далекое путешествие к богам, поскольку его теперь не покидает мысль,
что он может умереть от той же болезни, что и Энкиду. В рассказе говорится, что Гильгамеш
подошел к двум горам, которые несли небо, и что между этими горами образовывали свод
ворота Солнца. Перед воротами Солнца он встретил великанов, которые после долгого
разговора пропустили его, поскольку он сам был богом на две трети. Наконец Гильгамеш
нашел сад богов, за которым простиралось бесконечное море. Дважды предостерегали боги
Гильга-меша на его пути:

«Гильгамеш, куда идешь ты? Ты не найдешь жизни, которую ищешь. Когда боги
сотворили человека, они установили для людей смерть, жизнь они оставили для себя».

Гильгамеш не внял предупреждениям; во что бы то ни стало он хотел добраться до
Утнапиштима, отца людей. Однако Утнапиштим жил по ту сторону большого моря; дороги к
нему не было, и кроме бога Солнца, к нему не летал никакой корабль. Преодолев
многочисленные опасности, Гильгамеш пересек море, и в одиннадцатой табличке
описывается его встреча с Утнапиштимом.

Гильгамеш обнаружил, что фигура отца людей не выше и не толще его собственной, и
решил, что они похожи между собой, как отец с сыном. Теперь Утнапиштим описал свое
прошлое, и как ни странно, от первого лица.

К нашему удивлению, мы получаем от Утнапиштима точное описание Всемирного
потопа; он рассказал, как «боги» предупредили его о грядущем большом наводнении и дали
задание построить барку, на которой он должен был укрыть жен и детей своих родных и
мастеров каждого из искусств. Описание непогоды, тьмы, прибывающей воды и отчаяния
людей, которых он не смог взять с собой, даже сегодня поражает выразительностью. Здесь
— как и в повествовании Ноя в Библии — мы узнаем историю о вороне и голубе, которых
выпустили, и как наконец, когда воды отступили, барка причалила на горе.

Параллель рассказов о Всемирном потопе в эпосе о Гильгамеше и в Библии
несомненна, ее не оспаривает никто из исследователей. В этой параллельности
очаровательно то, что мы имеем дело с разными предвестниками и «богами».

Если в Библии рассказ о Всемирном потопе вторичен, то форма повествования
Утнапиштима от первого лица указывает на то, что в эпосе о Гильгамеше слово имеет
выживший, очевидец.

То, что на Древнем Востоке несколько тысяч лет тому назад произошло наводнение,
доказано окончательно. Древневавилонские клинописные тексты очень точно указывают, где
должны находиться остатки барки; на южном склоне Арарата были найдены три обломка
древесины, которые, возможно, указывают на место причаливания ковчега. Впрочем, шансы
найти остатки судна, построенного в основном из дерева и более 6000 лет тому назад
выдержавшего потоп, чрезвычайно малы.

В эпосе о Гильгамеше мы находим не только самые ранние сообщения, но и
фантастические описания, которые не могли быть придуманы никаким умом в эпоху
создания табличек и не могли быть сочинены переводчиками и переписчиками в
последующие столетия. Потому что в описаниях сокрыты факты, которые, если смотреть с
современной точки зрения, должны были знать авторы эпоса о Гильгамеше.

Может ли новая постановка вопроса внести немного ясности? Возможно ли, что
события, описанные в эпосе о Гильгамеше, случились вовсе не на Древнем Востоке, а в
районе Тиауанако? Мыслимо ли, что потомки Гильгамеша прибыли из Южной Америки?
Утвердительные ответы на эти вопросы все-таки объяснили бы пересечение моря, а заодно
неожиданное появление шумеров, ибо все творения возникшего позднее Вавилона восходят,
как известно, к шумерам! Несомненно, высокоразвитая египетская культура располагала
библиотеками, в которых хранили, изучали и переписывали древние тайны. Моисей, как мы
уже говорили, вырос при египетском дворе и наверняка имел доступ в почитаемые
помещения библиотеки. Моисей был способным и образованным человеком, по-видимому,
он сам написал пять книг, хотя до сих пор неизвестно, на каком языке он мог их сочинить.

Если мы примем гипотезу, что эпос о Гильгамеше попал от шумеров через ассирийцев
и вавилонян в Египет и юный Моисей нашел его там и приспособил для своих целей, то
тогда не библейская, а шумерская история Всемирного потопа была бы настоящей...

Разве такие вопросы нельзя задавать? Нам кажется, что классический метод
исследований древней истории зашел в тупик, а потому не может привести к правильным
результатам. Он слишком привязан к своей логической модели, в нем нет пространства для
фантазии и умозрительных рассуждений, которые только и могут дать творческий импульс.

Некоторые исследования на Древнем Востоке бесспорно были сорваны из-за
неприкосновенности и святости книг Библии. Никто так и не решился задавать вопросы и
выражать сомнения. Вроде бы такие свободные от предрассудков исследователи XIX и XX
веков были связаны умственными путами тысячелетних заблуждений — поскольку путь в
прошлое должен поставить под сомнение некоторые фрагменты рассказов Библии. При этом
даже очень верующий христианин понял бы, что некоторые описанные в Ветхом Завете
события действительно не согласуются с сущностью доброго, великого и вездесущего Бога.
Хотя как раз тот, кто хочет сохранить в неприкосновенности постулаты веры, изложенные в
Библии, должен был бы быть заинтересован в том, чтобы выяснить, кто же в древности
воспитал людей, кто дал им первые уроки общественной жизни, познакомил с правилами
гигиены и истребил отступников.

Если мы так думаем и спрашиваем, мы не безбожники. Мы твердо убеждены, что, если
на подобные вопросы о нашем прошлом будут даны настоящие и убедительные ответы, в
бесконечности будет оставаться нечто, что мы, за отсутствием более подходящего имени,
назовем «бог».

Однако гипотеза о том, что невообразимый бог для своего передвижения использовал
транспортные средства с колесами и крыльями, совокуплялся с первобытными людьми и не
смел снимать маску, остается — пока этому нет доказательств — чудовищной и дерзкой.
Ответ теологов, что бог мудр и мы не можем предугадать, каким образом он обнаружит себя
и покорит себе свой народ, не соответствует направлению постановки наших вопросов и
потому не является удовлетворительным. Многие хотят закрыть глаза на новые реальности.
Однако будущее день за днем подтачивает наше прошлое. Примерно через двенадцать лет
первые люди совершат посадку на Марсе. Если там обнаружится уникальное, древнее, давно
заброшенное сооружение, или уникальный предмет, указывающий на существование когда-
либо там разумных существ, или еще различимый наскальный рисунок, то такие находки
поставят под сомнение наши религии и спутают наше прошлое. Одно открытие вызовет
величайшую революцию и реформацию в человеческой истории.

Разве ввиду неизбежного столкновения с будущим не было бы умнее вспомнить о
новых, фантастических мыслях нашего прошлого? Вовсе не желая быть неверующими, мы
больше не можем позволить себе быть легковерными. Каждая религия имеет образ своего
бога; она обязана думать и верить в рамках этого образа. Между тем вместе с космической
эпохой к нам все более неотвратимо приближается духовный день Страшного суда.
Теологические тучи рассеются, развеются, как клочья тумана. Вместе с решительным шагом
в космос нам придется осознать, что есть не два миллиона богов, не 20 000 сект или десять
великих религий, а только одна-единственная.

Пожалуй, полезно будет сказать простое слово об «истине». Неискушенный верующий
любого вероисповедания убежден, что он обладает «истиной». Это касается не только
христиан, а в равной мере справедливо по отношению к членам других больших или малых
религиозных общин. Теософы, теологи и философы размышляют о своей доктрине, о своем
учителе и его учении; они убеждены, что нашли «истину». Естественно, каждая религия
имеет свою историю, свои обещания от бога, свои сделки с богом, его пророками и его
мудрыми учителями, которые сказали... Доказательства «истины» всегда исходят из центра
данной религии. Результат — ограниченное мышление, мы же с детства воспитываемся
думать и верить, применяя такое мышление; тем не менее поколения людей жили и живут с
убеждением, что они обладают «истиной».

Мы более скромные и считаем, что «истиной» обладать нельзя. В лучшем случае в нее
можно верить. Тот, кто действительно ищет единственную истину, может и должен искать ее
не только в области своей религии. Разве крестной матерью субъекта с величайшими
претензиями не будет бесчестность? В чем, в конце концов, цель и назначение жизни?
Верить в «истину» или искать ее? Если в Месопотамии археологически будут доказаны
факты, приведенные в Ветхом Завете, то эти подтвержденные факты еще не будут
доказательствами «истины» соответствующей религии. Если где-либо раскопаны древние
города, селения, колодцы или обнаружены рукописи, то такие находки показывают, что
история данного народа подлинна. Однако они не поясняют, что бог этого самого народа (а
не астронавт) был единственным богом.

Сегодня раскопки по всему миру доказывают, что предания соответствуют фактам. Но
разве какому-нибудь христианину, к примеру, пришло бы в голову на основании раскопок в
Перу согласиться признать бога доинкской культуры истинным богом? Мы просто считаем,
что все это является мифом или пережитой историей народа. Не больше. Но это, как мы
считаем, очень много.

Тот, кто действительно ищет истину, не может отвергать новые и смелые, еще не
доказанные точки зрения только потому, что они не совпадают с его схемой мышления (или
веры). Поскольку сто лет назад вопрос о космических путешествиях не ставился,
следовательно, наши отцы и деды не могли размышлять о том, не было ли у наших предков
гостей из космоса. Допустим на минуту ужасный, но, к сожалению, теоретически возможный
вариант, что наша нынешняя цивилизация в результате ядерной войны будет полностью
уничтожена. 5000 лет спустя археологи обнаружат обломки Статуи свободы в Нью-Йорке. В
соответствии с нынешней схемой мышления археологи следующей цивилизации должны
будут утверждать, что речь идет о неизвестном божестве — скорее всего, о божестве огня
(судя по факелу) или о божестве Солнца (судя по лучам вокруг головы статуи).
Предположение о том, что речь может идти о простой фигуре, нельзя будет решиться — если
сохранится нынешняя схема мышления — далее высказать вслух.

Больше невозможно догматами веры блокировать пути в прошлое. Если мы хотим
отправиться на тяжелые поиски истины, нам понадобится все мужество, чтобы покинуть
колею, по которой до сих пор шли наши мысли, и прежде всего подвергнуть сомнению все,
что мы считали правильным и истинным. Разве мы можем себе позволить закрыть глаза и
заткнуть уши, поскольку новые мысли якобы еретичны и абсурдны?

Кстати, 70 лет тому назад мысль о посадке на Луне была совершенно абсурдна.